послала воздушный поцелуй и скрылась в салоне лайнера. Всё же была она, эта самая искра, подумал Феликс. Пусть не яркая, но заметная и тёплая. Может, стоило подойти к знакомству иначе? А потом бросить всё, жениться на этой красавице, снять её с рейсов, нарожать детишек, уехать на какой-нибудь далёкий хутор и пожить там несколько лет. Бродить по берегу небольшого озера с играющей рыбой, любоваться осенними ливнями, нависающими над виднеющимся вдалеке лесом, радоваться ребятишкам и красавице Инаре. Но наскучит и это. Тоска будет окутывать всё сильнее, виски будет всё больше, и душа вновь взбунтуется и захочет перемен.
Заскочив в ледяную коробку автобуса, Монахов отряхнул куртку. Рига всегда оживала в его памяти именно такой, как и в этот раз. Тяжёлое, налитое студёным свинцом небо, то мелодичный, то дробный шум дождя и шпили соборов, торжественно застывшие в сизой дымке тумана как символ города, как его древние стражи. И хмурые, суровые люди с серыми лицами и грубыми чертами лица. Они улыбаются только с появлением солнца, а солнце здоровается с рижанами редко и заглядывает ненадолго. Оно как будто дразнит и просит угнаться за его яркими лучами, чтобы притянуть их навечно.
Народу в зале ожидания было немного. У колонны стояла девушка с табличкой: «Феликс».
Представилась Кариной и сказала, что будет мотиватором Феликса во время курса. Машину вела уверенно, лихо объезжала ямы.
– Сколько вы не пьёте?
– Сегодня ровно восемь дней.
– И какие ощущения? Вы чувствуете прилив энергии, чувствуете желание жить?
– Я его и при запоях чувствовал.
– Ясно. Значит, мы в начале пути. Сейчас заедем в нашу специализированную гостиницу, оставим вещи, а потом вас отвезут в театр.
– В театр я и в Москве мог сходить.
– Это один из необязательных, но важных пунктов программы. Но так как вы прилетели вечером, стоит сходить. Спектакль не совсем обычный. Он погружает человека в особенный мир, в мир первобытности и счастья.
– А играть будут на русском?
– Нет, на латышском. Но в этом и прелесть. Там больше языка жестов, а попытка понять чужой язык заставляет человека думать и глубже погружаться в тему. Завтра у нас первый день программы. Он особенно важен.
Комната оказалась не тесной, но скромной. Неподалёку лесок. К Феликсу прикрепили мрачного и молчаливого водителя Нормунда. Театр находился в центре города и больше напоминал клуб. Чёрные стены, мрачные картины, приглушённый свет. Играли пьесу известного в пределах республики латышского драматурга, явно перебарщивающего с алкоголем и лёгкими наркотиками. Персонажи громко общались между собой на родном языке и отвратительно гримасничали, хаотично двигаясь по сцене, уставленной скудными декорациями, найденными то ли на свалках, то ли на площадках с мусорными контейнерами. Причудливые люди в холщовых одеждах таскали по сцене настоящую корягу, что-то громко кричали в потолок сцены, постоянно воздевая руки к софитам. Худощавая девушка неожиданно оголила синеватую впалую грудь, с глухим стуком упала на сцену, а главный герой, сидя на корточках, пошло её облобызал. Дальше этих первобытных ласк дело не пошло. Все актеры были необычно активны, суетливы и жутко переигрывали. Феликс обратился к сидящей рядом даме. Она была немолода, суховата и пахла ванилью.
– Язычники в поисках себя? – кивнул на сцену Монахов, надеясь начать разговор.
Женщина поморщилась и с шипением пересела на другое место.
– Сука, – шепнул Феликс, сделав глоток побольше.
Всю дорогу до гостиницы Нормунд молчал. Феликс смотрел в окно. Вдалеке огни серого и холодного города. Но там теплится жизнь. А что его ждёт завтра – непонятно. Бестолковые беседы, препараты, походы на идиотские представления… Феликс приложил телефон к уху и глубоко вздохнул.
– Алик, я в Ригу прилетел ненадолго. Девку найдёшь нормальную? Без болезней и забот?
– Ну… ну что за херня, братуха?! А предупредить? Я бы, сука, дорожку к трапу подогнал с блядьми! Тёлку, тёлку… Ща. Много мастериц уехало. Кто с детишками нянькается в Англии, кто в порно и проституции.
– Заметил уже. Ни людей, ни машин в городе. Какая-то Хиросима прибалтийская…
– Сейчас что-нибудь сделаю. Здесь же осторожнее нужно быть. Мы в Европе первыми по ВИЧ идём.
– Ну хоть в чём-то на пьедестале.
Ночь Феликс провёл с молоденькой Гуной. Алик предупредил, что Гуна не профессионалка. На таких Куэльо любит словоблудить. Приехала с глухого хутора, поступила в университет, нужно было на что-то жить. С внешностью и фигурой Гуны жить плохо нельзя даже в нищей Латвии. Красивое загорелое тело, похожа на порнозвезду Бри Олсон. Гуна была интересна, изобретательна и очень темпераментна. Присев на краешек кровати, Феликс сказал:
– А ты молодец! Талантливая.
– И Янис так говорит про мой. (Русским Гуна владела неважно.)
– А кто такой Янис?
– Янис? Это как бы мой парень.
– Живёте вместе?
– Янис в Ирландия уезжать, – с грустью промолвила Гуна.
– А ты почему к нему не едешь?
– Ну… Ну… Здесь учение, работа.
– И Янис знает про твою работу?
– Знает. Говорит, что пока я ещё молодой, то немного можно и с другим. Ну… а ещё и за деньги… Это вообще лучше. Дом копить будем.
– А кем работает Янис?
– Он модель для гей-бара.
– Он пидорас?
– Это плохой слово. Он бисексуалист.
Феликс плюнул на ковролин и закрыл лицо ладонями.
Карину вызвала дежурная по детокс-гостинице. Феликс лежал в холле на кожаном диване. Правая рука крепко сжимала уполовиненную бутылку виски, левую он подложил под голову. До номера дойти так и не смог. Утром снова пошёл обложной дождь.
– Мы вернём вам половину суммы курса. И то в виде исключения.
– Это всё театр, Карина.
– А при чём здесь театр?
– Я погрузился в эту боль прибалтийского народа. Ощутил эту гнетущую энергетику, почувствовал стоны души этих людей. Это театр.
– Нет, это ваша распущенность. Распущенность и несерьёзное отношение к жизни. Вы приехали на детокс-курс, а в итоге…
– А в итоге пошалил с проституткой, выиграл в казино и жутко напился. Это всё обстоятельства. Вы очень красивы, Карина. Вы бываете в Москве?
– Через месяц лечу на две недели к тёте.
– Я оставлю вам телефон.
– Так он у меня есть, Феликс. Я позвоню.
В салоне «боинга» было прохладно и многолюдно. Феликс отпил глоток из фляжки, закинул в рот горсть орехов и тихо засопел…
Секонд
Увидев белый «гелен», подруливающий к офисной стоянке, Андрей широко распахнул окно.
– Юра, ну не машина, а космос. А цвет! А диски! – воскликнул Рогов. – Ты же говорил, что тебе «гелены» не нравятся.
– Нет, табуретка, она и есть табуретка, Юрик. Ездит только прямо, парусность
